10:03 от admin
Оба были поражены, большая часть личного состава и техники в ходе огневого удара была уничтожена, сообщает "Петр и Мазепа".
Впервые об этом эшелоне я услышал от тогда ещё комбрига 93-й ОМБр Олега Микаца. Именно он летом 2015 года рассказал о составе, который разведка «вела» ещё с Таганрога. И когда эшелоны прибыли в Иловайск, то были уничтожены ракетным ударом, а подрыв цистерн с топливом дополнил их разгром.
После о разбитом эшелоне мне рассказывали разведчики 3-го СпН. Но нужны были первоисточники, и вот я взялся за их поиск. Ну и в итоге добился своего.
И вот я сижу в здании по адресу Дегтяревская, 19 вместе с двумя офицерами. Мы ведём диалог об этом событии.
– Когда и как начиналась эта операция?
– При усилении динамики эскалации была собрана группа боевого применения ракетных войск и артиллерии, которую возглавлял начальник Генерального штаба и командующий ракетными войсками и артиллерией. И непосредственно по данным разведки и контрразведки выполнялись огневые задачи с пункта управления, — начинает диалог один из офицеров.
– Как происходил процесс?
– Разведка давала цель, наша группа обрабатывала тем, чем мы можем её поразить. По итогу давали соответствующие распоряжения.
– Я когда-то общался с Олегом Микацом по поводу этого эшелона. Он говорил, что состав вели ещё с Таганрога…
– Не знаю, откуда его вели, мы работали по факту. Было время прибытия, точка прибытия, и вот, исходя из этих данных, нам надо было нанести огневое поражение.
– Была известна даже время и точка прибытия?
– Да. И время прибытия — тоже. Ну и разведчики вели ещё сам эшелон, данные поступали постоянно.
– Время не помните?
– Помню, что ночью было. Горело там всё.
– Там было два эшелона? Мне говорили, что вроде со второго минимум два вагона разнесло.
– Насколько я помню, в этом районе эшелон разгружался, — офицер подтягивает к себе карту Иловайска и берёт в руки карандаш. — Тут промзона, нет жилых домов. Тут у них стоит разгрузочная платформа. Тут они разгружались… Получается, один эшелон разгружался, а второй только подошёл и ждал очереди. Стартовая батарея была уже в готовности «один» — и мы нанесли двойной ракетный удар по этим точкам. Потом от разведчиков поступили данные о попадании. Они сообщили, что тот эшелон, который разгружался, был уничтожен. Возле него шла колонна какой-то техники — тоже под удар попала. По второму эшелону, по сути, чётко сработал ракетный удар. Там было уничтожено не два вагона, как вы говорите, а, насколько помню, полностью весь эшелон. Пошла цепная реакция, весь эшелон в итоге сгорел.
– А что там был за эшелон?
– Насколько я знаю, там была техника. О личном составе не скажу, это вам надо пообщаться с разведчиками, они лучше знают. Неофициально — артиллерийское подразделение там было. Ротно-тактическая группа. Но это неофициально, пусть вам разведка точно скажет. Вот как мы ракетами били — я точно вам могу рассказать, а дополнительную информацию пусть разведчики изложат. Не хочу брать на себя ответственность по выдаче искажённой информации.
– Ясно. Ну, я перепроверю эту информацию у разведчиков в любом случае, не беспокойтесь. Просто мне говорили, что там было три или четыре вагона с личным составом. Итак, прилетели две ракеты…
– Ну вот, собственно, и всё, — подключается второй офицер. — У них там рампа была разгрузочная, вот туда и прилетело. Был эшелон артиллеристов. Но больше вам, наверное, Муженко разве что расскажет: информация от разведчиков сразу ему поступала.
– Муженко на встрече с блогерами сообщил, что там всё к чертям сгорело.
– Это и мы знаем. Мы тоже выходили на разведчиков тогда и спрашивали: «Ну как? Мы попали?». А они нам: «Замечательно попали!».
И всё, в боевой обстановке же не будешь трещать на эти темы, требуя красочного описания события. А у Муженко была конкретика, что там и как погорело.
– Вообще, шикарная, конечно, работа: две ракеты — два эшелона…
– У нас вообще три точки было. Там ещё были склады ГСМ. Вот тут они были, — офицер рисует на карте. — Мы хотели и по ним ударить. Изначально целей было три — два эшелона и склады ГСМ. Но потом посчитали и выяснили, что там опасно, поскольку всё расположено очень близко к жилым домам. Потому был запрет на стрельбу по складам, а отработаны только эшелоны. У нас, конечно, была надежда, что взрыв и осколки от удара по эшелону дадут цепную реакцию и в итоге воспламенят и склады ГСМ, но не вышло. Склады остались неповреждёнными.
После этого диалога я начал искать возможность выйти на человека, который и скорректировал удар по эшелону. И вот мы с ним сидим в ГШ.
Если вы читали книги о шпионах, то там, как правило, везде пишут о разведчиках, обладающих «серой» внешностью. В данном случае это не так. Внешний вид разведчика явно указывает на то, что если такой человек идёт по сепарскому городу, то там что-то случится. Это понятно по одному взгляду на него. Нестандартная личность. И мы с ним начинаем диалог.
– Как происходило наведение «Точки-У» на эшелон в Иловайске?
– Это в феврале? Ну когда там ещё случайно автомобильную колону размолотили? Это в 2015 году было, ночью. Тогда все «Точки-У» «благословлялись» Первым. За сутки до этих событий в Иловайск зашёл эшелон. Мы доложили Николаевичу (подразумевается генерал армии Муженко), но нужны были подтверждения. Мы уже боялись, что не выпросим: удар «Точки-У» — это серьёзно, аргументы должны были быть железобетонные.
Так вот, сам эшелон мы «срисовали» ещё со стороны РФ, как он загружался. Мы контролировали все 9 железнодорожных веток, потому понимали, куда и что идёт. Даже если не удалось перехватить информацию о формировании эшелона в РФ, всё равно понимали, когда примерно можно ждать пополнения. Тут же всё просто. Мы знаем, сколько техники в ОРДО; примерно понимаем, какие запасы топлива есть у них в наличии. На выполнение демонстрационных действий или просто передвижений техники у них уходит понятное количество топлива. Потому, если даже мы не срисовали формирующийся эшелон, но аналитики говорят, что топливо на исходе — жди эшелон с топливом. С боеприпасами примерно такая же картина, но тут всё зависит от интенсивности боевых действий.
Так что по мере подхода эшелона мы планировали задачу по подтверждению его прибытия. Иначе бы Первый не «благословил».
– А как вы подтверждали приход эшелона?
– Фото и видеоотчёт. На подходе эшелона к Иловайску наши люди сфотографировали его. Потом запустили «птицу» (беспилотник), она зафиксировала. Ну а эти данные мы уже передали Николаевичу, а он — Первому. Я очень тогда просил «точку». И мне её «благословили».
– Как всё происходило?
– Тогда постоянно шли эшелоны и свет на железнодорожной станции отключали. Только должен прийти эшелон — сразу тушат свет и со стороны Квашино загоняют составы. Туда потом приезжали тентованые грузовики, военные и гражданские. Всё это перегружалось и развозилось.
Пришёл один эшелон с топливом и техникой. Артиллеристы. Пришёл состав и стал. Мы зафиксировали его, передали фото и видео. Эшелон с боекомплектом и личным составом поставили в отстойник, а эшелон с топливом и техникой разгружали.
Прилетели две «точки», попали удачно. Мы передавали наверх фотографии с заревом. На следующий день «глазам» удалось поближе подойти и сфотографировать результаты. Все фото передали наверх.
– Жители Иловайска утверждали, что не слышали детонации.
– Не знаю, как там можно было не слышать. Я фото смотрел, там горело сильно. Возле второго состава ещё проезжала автомобильная колонна (грузовики), там больше десятка автомобилей сгорело. Когда попало, «наши» тогда четыре детонации насчитали. Хотя местные жители… там же комендантский час, глубокая ночь, да и прилетело в промзону. Могли и не слышать. «Мои» в радиоэфире слышали всё очень отчётливо. Тогда ещё боевики подумали, что над ними беспилотник летает, корректирует ракеты. Начали стрелять вверх, что-то им там привиделось.
– А можно посмотреть фото?
– Ну это у Николаевича спрашивайте (улыбается), будет у вас допуск — глянете. Но попадание там было шикарное. Мы тогда ещё собирали информацию по этому случаю. Выяснили, что в вагонах тогда срочников привезли. Ну, артиллеристов, которые там были. Тогда ФСБ потратила немало сил, чтобы замять этот случай: ведь не контрактники погибли, а срочники.
– А у вас нет фото?
– Если поискать, то есть. Но вы лучше у Николаевича спросите. Мы с ним напрямую работаем, все материалы ему лично.
– Напрямую?
– Да. Но связываться таким группам, как наша, со штатной структурой — опасно. Мы внештатные специалисты. Одна такая группа была интегрирована в штат, и нет её уже, все погибли при странных обстоятельствах.
– Сложно работать в таких условиях?
– Наоборот. У нас очень большая проблема в том, что генералов много, но мало кто может взять на себя ответственность. Николаевич — берёт, а его замы — как правило, нет. Мне комфортно с ним работать. Ещё с генералом Горбылевым (командующий ракетными войсками и артиллерией Вооружённых сил Украины генерал-майор Вячеслав Горбылев) очень хорошо работать. Цепкий, умный, никогда не переспрашивает, если надо — он сделает всё, чтобы организовать требуемые условия.
А, например, когда были бои за Дебальцево, у генерала Воробьева допроситься чего-либо было нереально, как и у его креатуры Тарана (командующий сектором С). Ну не берёт на себя ответственность человек и всё. Даже когда там уже всё плохо было с 16 февраля, связи не было, ретранслятор на вокзале уже «умер». У волонтёров связь есть, а у ГШ — нет. Идиотская ситуация: волонтёры общаются, всякие добробаты и НГУ пишут в фейсбуках, как всё плохо, а ГШ бьётся, чтобы связь организовать. Тогда россияне РЭБами «потушили» связь полностью. Я тогда два дня сидел в штабе, помогал организовать через знакомых, тербатовцев, через волонтёров тоже помогал состыковывать подразделения и передать информацию о выходе. И всё равно об одном подразделении «забыли», потому что с ним не было связи. Нашли через пару дней и вывели, но такой случай был.
Так что война заставляет идти на нестандартные механизмы взаимодействия (улыбается).
После этого диалога статья была уже написана, но тут появилась возможность взять интервью у генерала Муженко. И, конечно, речь зашла в том числе и об иловайском эшелоне.
Несмотря на воскресение, в приёмной генерала Муженко постоянное броуновское движение — беготня военных. Судя по диалогам, обсуждение касается обстрела украинских частей в Авдеевке с 21–22 мая 2016 года. И вот когда очередь доходит до меня, захожу к нему в кабинет. Муженко, как обычно, выглядит… уставшим. Почти ощущается, что наш 20-минутный диалог он воспринимает как возможность хоть немного отрешиться от того гигантского потока информации, который бурлит сейчас вокруг него.
– Здравствуйте, Виктор Николаевич! Тяжёлый день в связи с ситуацией в Авдеевке?
– Здравствуйте! Да, есть вопросы касательно вчерашнего обстрела. На наши позиции прилетело более трёхсот снарядов.
– Вы знаете, что сейчас достаточно сильно критикуют командование из-за того, что не отвечали артиллерией во время обстрела?
– Да, такой факт имел место и мне он непонятен. Мы знаем все позиции, из которых вёлся обстрел. Да, большая часть снарядов была выпущена с Донецка. Но артиллерийский обстрел шёл и со Спартака, и с «Вольво-центра», и с других позиций, по которым можно и нужно было наносить огневое поражение, которого не было. Я с утра уже провёл соответственные консультации с командующим АТО.
– Если говорить об артиллерии, то хотел бы вас спросить об ударе «Точки-У» по эшелону в Иловайске.
– Не знаю, как о таком писать (улыбается). На меня после этого будет, наверное, возбуждено ещё одно уголовное дело в России.
– А что вы можете рассказать о том, как это происходило?
– Появилась информация из наших источников о формировании эшелона на территории РФ, который должен был прийти в Иловайск. Мы получили необходимую фото- и видеофиксацию, после чего был согласован с высшим руководством ракетный удар. После его нанесения разведка сообщила, что цель поражена, эшелон горит, детонировала часть боеприпасов, а топливо в цистернах усилило пожар. Позже мы в подтверждение получили фотографии результатов удара.
– Судя по всему, поражение цели было успешным.
– Не только этой. Я думаю, когда придёт время, много интересного станет явным. Но если мы говорим об иловайском эшелоне в феврале 2015 года, то, по данным, полученным мной от разведки, он был уничтожен.